Once you sell your soul to the devil, he holds the copyright (C)
Часть 1: в адрес женщин
читать дальше"Иоанн (вынув монету). Бери, холоп, и славь царя и великого князя Ивана Васильевича!..
Шпак. Извиняюсь, что это вы всё — холоп да холоп! Какой я вам холоп? Что это за слово такое?
Зинаида. Он пошутил!
Шпак. За такие шутки в народный суд влететь можно. Да не нужна мне ваша монетка, она ненастоящая.
Иоанн. Ты что же, лукавый смерд, от царского подарка отказываешься?
Зинаида. Это он из роли, из роли…
Шпак. Эта роль ругательная, и я прошу ее ко мне не применять".
(М. Булгаков "Иван Васильевич")
Хочется кому-то или нет, но бранные слова являются неотъемлемой частью нашего языка и жизни. Вряд ли найдется человек, который хотя бы раз в своей жизни не ввернул крепкое словцо. Конечно, ругательства — это палка о двух концах. Ими можно оскорбить и рассмешить, спровоцировать конфликт и, напротив, получить психологическую разрядку. Но у бранных словечек есть и третье — этимологическое — дно, о котором многие не подозревают. Удивительно, что большинство из ныне употребляемых ругательств произошли от слов, которые изначально имели совершенно невинные значения. В этой статье я попытаюсь, насколько это возможно, проследить историю некоторых бранных слов — преимущественно тех, которые прочно вошли в литературный язык и, оставаясь ругательствами, не относятся к сфере нецензурной брани.
Правда, за последние двадцать лет безцензурной «вольницы» матерщина в сфере литературы, музыки и кино стала настолько привычной, что, если так пойдет и дальше, даже самые грубые выражения могут легализоваться. Лично меня это не радует по двум причинам. Неограниченно вводя мат в общеупотребительный культурный обиход, мы, во-первых, обедняем, засоряем и унижаем литературный язык. то превосходно иллюстрирует старый анекдот о том, как двое строителей, пользуясь лишь одним нецензурным "исходником", вполне смогли объясниться. Их разговор, если смягчить крепкое словцо, звучал так: "- Нафига дофига нафигачили?" "- Нифига! Пофигу! Пофигачили". Во-вторых, мы оказываем медвежью услугу самой матерщине. Полностью выводя нецензурную брань из сферы табу, мы лишаем ее экспрессивной силы, а соответственно – и смысла.
"Моя нежная зараза…" (в адрес женщин)
Блядь
..А ты из спальни королей,
А мой удел — любить блядей...
(из песни группы АУКЦЫОН)
Вот что писал опальный протопоп Аввакум в Послании царевне Ирине Михайловне Романовой (ок. 1666 г.): "Преудобренная невесто Христово, не лучше ли со Христом помиритца и взыскать старая вера, еже дед и отец твои держали, а новую блядь [Никона] в гной спрятать?" Крепкое словечко использует Аввакум и в "пятой" челобитной царю Алексею Михайловичу (1669 г.): "Что есть ересь наша или сий раскол внесохом мы во церковь, якож блядословят о нас никонияня, нарицают раскольниками и еретиками в лукавом и богомерском Жезле,<1> а инде и предотечами антихристовыми?". А в толковании протопопом XLIV-го псалма мы встречаем: "Богородицу согнали со престола никонияня-еретики, воры, блядины дети".
Конечно, Никона горячий Аввакум не любил, но зачем уж так материться в челобитных к царствующим особам? И уж совсем неуместным выглядит это слово в Акафисте Богородице, где поется: "проповедницы богоноснии быша волсви …оставиша Ирода яко блядива"(уже гораздо позже, когда слово стало нецезурным, его стали заменять на "буесловяща"). Похожее можно встретить и в тексте церковной анафемы, где говорится: "блядословно отвергающего святые тайны Господни…".
Наверно уже все читатели поняли, что слово "блядь" в данном случае не только не является нецензурной бранью, но и означает вовсе не женщину легкого поведения. Дело в том, что первоначально древнерусский глагол "блядити" значил "ошибаться, заблуждаться, пустословить, лгать". То есть, ежели ты трепал языком наглую ложь (неважно, осознавая это или нет), тебя вполне могли назвать блядью, невзирая на пол. Так что протопоп Аввакум уличал никонян не в разврате, а в "ереси, лжи, заблуждении". Исследователи считают, что истоки слова лежат в праиндоевропейском корне bhla — "дуть".<2>
В это же самое время в славянских языках жило-поживало другое, весьма похожее по звучанию, слово "блудити", которое означало "блуждать" (ср. украинское "блукати"). Постепенно словом "блуд" стали определять не только экспедицию Ивана Сусанина, но и беспорядочную "блуждающую" половую жизнь. Появились слова "блудница", "блудолюбие", "блудилище" (дом разврата). Сначала оба слова существовали обособленно, но затем постепенно стали смешиваться. Уже Даниил Заточник в XIII веке писал: "Девиця бо погубляет красу свою бляднею, а мужество татьбою (т. е. воровством — В.Г.)". Этому способствовала не только схожая фонетика, но и схожесть значений. Женщина-блядь считалась женщиной заблудившейся, сошедшей с истинного пути, как и блядословы-еретики. Да и ныне многие подразумевают под блядством — бескорыстный разврат, а не сознательно-циничную продажу своего тела. То есть, для проститутки множество половых партнеров прежде всего источник заработка, а для бляди — удовольствия.
Уже к XVIII веку слово "блядь" употребляется только в значении "распутство",<3> а в 1830-х оно переходит в разряд неприличных, нецензурных. Постепенно, как и многие ругательства, оно приобрело также значение эмоциональной вставки, выражающей глубокую досаду — "бля", "бляха-муха" (а в смягченном варианте — всем хорошо известный "блин").
Стерва
"Я выкурил на антресолях еще тринадцать трубок — и создал новое эссе, тоже посвященное любви. На этот раз оно все, от начала до конца, было написано по-французски, русским был только заголовок: "Стервозность как высшая и последняя стадия блядовитости". И отослал в "Ревю де Пари". ...Разумеется, вернули. Язык мой признали блестящим, а основную идею — ложной". (В. Ерофеев "Москва-Петушки")
Сейчас не редкость услышать от женщины: "Да, я — стерва и горжусь этим". Статьями о психологии стерв пестрят все женские журналы, а мужчины, говоря о "стервозности", не вкладывают в это понятие никакого презрительного оттенка. По сути дела, сейчас под стервой понимают полную психологическую противоположность бляди. Если блядь не в силах сдерживать свои сексуальные инстинкты и беспорядочна в половых связях, то стерва, напротив, весьма разборчива и цинична. Это — сексапильная, уверенная в себе женщина, обладающая стальным и трудным характером, которая весьма цинично использует заинтересовавшихся ею мужчин (обычно держа их в напряжении, но не позволяя ничего лишнего).
Всё вышеизложенное — лучшее доказательство того, как забылось и нивелировалось первоначально о-очень грубое и обидное значение этого слова. Хотя каждый, открывший словарь Даля, может прочесть, что под стервой подразумевается… "дохлая, палая скотина", то есть, проще говоря — падаль, гниющее мясо. Вскоре словцом "стервоза" мужчины стали презрительно называть особо подлых и вредных ("с душком") шлюх. А так как вредность женщины мужчин, видимо, заводила (чисто мужское удовольствие от преодоления препятствий), то и слово "стерва", сохранив изрядную долю негатива, присвоило себе и некоторые черты "роковой женщины". Хотя о первоначальном его значении нам до сих пор напоминает гриф стервятник, питающийся падалью.
"— Славная она, — говорил он, — у ней всегда можно денег достать. Богата, как жид, может сразу пять тысяч выдать, а и рублевым закладом не брезгает. Наших много у ней перебывало. Только стерва ужасная…
И он стал рассказывать, какая она злая, капризная, что стоит только одним днем просрочить заклад, и пропала вещь".
(Ф. Достоевский "Преступление и Наказание")
Я средь женщин тебя не первую...
Немало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз.
(С. Есенин)
Жена-стерва —
Для раздраженья нерва.
(Н. Олейников)
Зараза
Ты отказала мне два раза.
"Не хочу", — сказала ты.
Вот такая вот зараза
Девушка моей мечты.
(из песни кабаре-дуэта АКАДЕМИЯ)
Девушки бывают разные. Возможно, и на слово "зараза" не все обижаются, но комплиментом его уж точно не назовешь. И тем не менее, изначально это был все-таки комплимент. В первой половине XVIII века светские ухажеры постоянно "обзывали" прекрасных дам "заразами", а поэты даже фиксировали это в стихах.
Прекрасный пол, о коль любезен вам наряд…
Когда блестят на вас горящие алмазы,
Двойной кипит в нас жар, сугубые заразы!
(М. Ломоносов)
С Сореной мне расстаться!
Не зреть ее очей, не зреть ее зараз!
(Н. Николаев)
Когда прекрасна мать, а дочь ее урод,
Полюбишь ли ты дочь,
узришь ли в ней заразы,
Хотя ты по уши зарой ее в алмазы?
(А. Сумароков)
А всё потому, что слово "заразить" изначально имело не только медицински-инфекционный смысл, но и было синонимом "сразить". В Новгородской Первой летописи, под 1117 годом стоит запись: "Единъ от дьякъ зараженъ былъ отъ грома". В общем, заразило так, что и поболеть не успел… Так слово "зараза" стало обозначать женские прелести, которыми те сражали (заражали) мужчин. Церковь все эти бесовские искушения осуждала, и всячески с ними боролась. И кое-чего в этой борьбе добилась, придав слову "зараза" сначала греховный, а затем и оскорбительный смысл. Термин перешел в вотчину медицины, и выражение "заразная женщина" ныне звучит совершенно не соблазнительно.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 — "Жезл правления" — трактат Симеона Полоцкого, осуждающий старообрядчество.
2 — Сравните с англ. bladder ("пузырь", "болтун") или с известным по зарубежным фильмам "bla-bla-bla" ("пустая болтовня"), что-то вроде нашего "бе-бе-бе-бе-бе" или "не надо траляля".
3 — Было, правда, и такое забавное понятие, как "честное блядство" под коим понималось флиртование ("…глазолюбность, хотя и многия с неучтивой ненависти называют оную честным блядовством").
Часть 2: "слабоумные" ругательства
Часть 3: родные ругательства из чужих языков
Часть 4: галерея моральных уродов
читать дальше"Иоанн (вынув монету). Бери, холоп, и славь царя и великого князя Ивана Васильевича!..
Шпак. Извиняюсь, что это вы всё — холоп да холоп! Какой я вам холоп? Что это за слово такое?
Зинаида. Он пошутил!
Шпак. За такие шутки в народный суд влететь можно. Да не нужна мне ваша монетка, она ненастоящая.
Иоанн. Ты что же, лукавый смерд, от царского подарка отказываешься?
Зинаида. Это он из роли, из роли…
Шпак. Эта роль ругательная, и я прошу ее ко мне не применять".
(М. Булгаков "Иван Васильевич")
Хочется кому-то или нет, но бранные слова являются неотъемлемой частью нашего языка и жизни. Вряд ли найдется человек, который хотя бы раз в своей жизни не ввернул крепкое словцо. Конечно, ругательства — это палка о двух концах. Ими можно оскорбить и рассмешить, спровоцировать конфликт и, напротив, получить психологическую разрядку. Но у бранных словечек есть и третье — этимологическое — дно, о котором многие не подозревают. Удивительно, что большинство из ныне употребляемых ругательств произошли от слов, которые изначально имели совершенно невинные значения. В этой статье я попытаюсь, насколько это возможно, проследить историю некоторых бранных слов — преимущественно тех, которые прочно вошли в литературный язык и, оставаясь ругательствами, не относятся к сфере нецензурной брани.
Правда, за последние двадцать лет безцензурной «вольницы» матерщина в сфере литературы, музыки и кино стала настолько привычной, что, если так пойдет и дальше, даже самые грубые выражения могут легализоваться. Лично меня это не радует по двум причинам. Неограниченно вводя мат в общеупотребительный культурный обиход, мы, во-первых, обедняем, засоряем и унижаем литературный язык. то превосходно иллюстрирует старый анекдот о том, как двое строителей, пользуясь лишь одним нецензурным "исходником", вполне смогли объясниться. Их разговор, если смягчить крепкое словцо, звучал так: "- Нафига дофига нафигачили?" "- Нифига! Пофигу! Пофигачили". Во-вторых, мы оказываем медвежью услугу самой матерщине. Полностью выводя нецензурную брань из сферы табу, мы лишаем ее экспрессивной силы, а соответственно – и смысла.
"Моя нежная зараза…" (в адрес женщин)
Блядь
..А ты из спальни королей,
А мой удел — любить блядей...
(из песни группы АУКЦЫОН)
Вот что писал опальный протопоп Аввакум в Послании царевне Ирине Михайловне Романовой (ок. 1666 г.): "Преудобренная невесто Христово, не лучше ли со Христом помиритца и взыскать старая вера, еже дед и отец твои держали, а новую блядь [Никона] в гной спрятать?" Крепкое словечко использует Аввакум и в "пятой" челобитной царю Алексею Михайловичу (1669 г.): "Что есть ересь наша или сий раскол внесохом мы во церковь, якож блядословят о нас никонияня, нарицают раскольниками и еретиками в лукавом и богомерском Жезле,<1> а инде и предотечами антихристовыми?". А в толковании протопопом XLIV-го псалма мы встречаем: "Богородицу согнали со престола никонияня-еретики, воры, блядины дети".
Конечно, Никона горячий Аввакум не любил, но зачем уж так материться в челобитных к царствующим особам? И уж совсем неуместным выглядит это слово в Акафисте Богородице, где поется: "проповедницы богоноснии быша волсви …оставиша Ирода яко блядива"(уже гораздо позже, когда слово стало нецезурным, его стали заменять на "буесловяща"). Похожее можно встретить и в тексте церковной анафемы, где говорится: "блядословно отвергающего святые тайны Господни…".
Наверно уже все читатели поняли, что слово "блядь" в данном случае не только не является нецензурной бранью, но и означает вовсе не женщину легкого поведения. Дело в том, что первоначально древнерусский глагол "блядити" значил "ошибаться, заблуждаться, пустословить, лгать". То есть, ежели ты трепал языком наглую ложь (неважно, осознавая это или нет), тебя вполне могли назвать блядью, невзирая на пол. Так что протопоп Аввакум уличал никонян не в разврате, а в "ереси, лжи, заблуждении". Исследователи считают, что истоки слова лежат в праиндоевропейском корне bhla — "дуть".<2>
В это же самое время в славянских языках жило-поживало другое, весьма похожее по звучанию, слово "блудити", которое означало "блуждать" (ср. украинское "блукати"). Постепенно словом "блуд" стали определять не только экспедицию Ивана Сусанина, но и беспорядочную "блуждающую" половую жизнь. Появились слова "блудница", "блудолюбие", "блудилище" (дом разврата). Сначала оба слова существовали обособленно, но затем постепенно стали смешиваться. Уже Даниил Заточник в XIII веке писал: "Девиця бо погубляет красу свою бляднею, а мужество татьбою (т. е. воровством — В.Г.)". Этому способствовала не только схожая фонетика, но и схожесть значений. Женщина-блядь считалась женщиной заблудившейся, сошедшей с истинного пути, как и блядословы-еретики. Да и ныне многие подразумевают под блядством — бескорыстный разврат, а не сознательно-циничную продажу своего тела. То есть, для проститутки множество половых партнеров прежде всего источник заработка, а для бляди — удовольствия.
Уже к XVIII веку слово "блядь" употребляется только в значении "распутство",<3> а в 1830-х оно переходит в разряд неприличных, нецензурных. Постепенно, как и многие ругательства, оно приобрело также значение эмоциональной вставки, выражающей глубокую досаду — "бля", "бляха-муха" (а в смягченном варианте — всем хорошо известный "блин").
Стерва
"Я выкурил на антресолях еще тринадцать трубок — и создал новое эссе, тоже посвященное любви. На этот раз оно все, от начала до конца, было написано по-французски, русским был только заголовок: "Стервозность как высшая и последняя стадия блядовитости". И отослал в "Ревю де Пари". ...Разумеется, вернули. Язык мой признали блестящим, а основную идею — ложной". (В. Ерофеев "Москва-Петушки")
Сейчас не редкость услышать от женщины: "Да, я — стерва и горжусь этим". Статьями о психологии стерв пестрят все женские журналы, а мужчины, говоря о "стервозности", не вкладывают в это понятие никакого презрительного оттенка. По сути дела, сейчас под стервой понимают полную психологическую противоположность бляди. Если блядь не в силах сдерживать свои сексуальные инстинкты и беспорядочна в половых связях, то стерва, напротив, весьма разборчива и цинична. Это — сексапильная, уверенная в себе женщина, обладающая стальным и трудным характером, которая весьма цинично использует заинтересовавшихся ею мужчин (обычно держа их в напряжении, но не позволяя ничего лишнего).
Всё вышеизложенное — лучшее доказательство того, как забылось и нивелировалось первоначально о-очень грубое и обидное значение этого слова. Хотя каждый, открывший словарь Даля, может прочесть, что под стервой подразумевается… "дохлая, палая скотина", то есть, проще говоря — падаль, гниющее мясо. Вскоре словцом "стервоза" мужчины стали презрительно называть особо подлых и вредных ("с душком") шлюх. А так как вредность женщины мужчин, видимо, заводила (чисто мужское удовольствие от преодоления препятствий), то и слово "стерва", сохранив изрядную долю негатива, присвоило себе и некоторые черты "роковой женщины". Хотя о первоначальном его значении нам до сих пор напоминает гриф стервятник, питающийся падалью.
"— Славная она, — говорил он, — у ней всегда можно денег достать. Богата, как жид, может сразу пять тысяч выдать, а и рублевым закладом не брезгает. Наших много у ней перебывало. Только стерва ужасная…
И он стал рассказывать, какая она злая, капризная, что стоит только одним днем просрочить заклад, и пропала вещь".
(Ф. Достоевский "Преступление и Наказание")
Я средь женщин тебя не первую...
Немало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз.
(С. Есенин)
Жена-стерва —
Для раздраженья нерва.
(Н. Олейников)
Зараза
Ты отказала мне два раза.
"Не хочу", — сказала ты.
Вот такая вот зараза
Девушка моей мечты.
(из песни кабаре-дуэта АКАДЕМИЯ)
Девушки бывают разные. Возможно, и на слово "зараза" не все обижаются, но комплиментом его уж точно не назовешь. И тем не менее, изначально это был все-таки комплимент. В первой половине XVIII века светские ухажеры постоянно "обзывали" прекрасных дам "заразами", а поэты даже фиксировали это в стихах.
Прекрасный пол, о коль любезен вам наряд…
Когда блестят на вас горящие алмазы,
Двойной кипит в нас жар, сугубые заразы!
(М. Ломоносов)
С Сореной мне расстаться!
Не зреть ее очей, не зреть ее зараз!
(Н. Николаев)
Когда прекрасна мать, а дочь ее урод,
Полюбишь ли ты дочь,
узришь ли в ней заразы,
Хотя ты по уши зарой ее в алмазы?
(А. Сумароков)
А всё потому, что слово "заразить" изначально имело не только медицински-инфекционный смысл, но и было синонимом "сразить". В Новгородской Первой летописи, под 1117 годом стоит запись: "Единъ от дьякъ зараженъ былъ отъ грома". В общем, заразило так, что и поболеть не успел… Так слово "зараза" стало обозначать женские прелести, которыми те сражали (заражали) мужчин. Церковь все эти бесовские искушения осуждала, и всячески с ними боролась. И кое-чего в этой борьбе добилась, придав слову "зараза" сначала греховный, а затем и оскорбительный смысл. Термин перешел в вотчину медицины, и выражение "заразная женщина" ныне звучит совершенно не соблазнительно.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 — "Жезл правления" — трактат Симеона Полоцкого, осуждающий старообрядчество.
2 — Сравните с англ. bladder ("пузырь", "болтун") или с известным по зарубежным фильмам "bla-bla-bla" ("пустая болтовня"), что-то вроде нашего "бе-бе-бе-бе-бе" или "не надо траляля".
3 — Было, правда, и такое забавное понятие, как "честное блядство" под коим понималось флиртование ("…глазолюбность, хотя и многия с неучтивой ненависти называют оную честным блядовством").
Часть 2: "слабоумные" ругательства
Часть 3: родные ругательства из чужих языков
Часть 4: галерея моральных уродов
-
-
19.08.2012 в 04:46